Итак, если Моисей был египтянином, то первым плодом нашей гипотезы является новая загадка, причем загадка трудноразрешимая. Если народ или племя 19 берется за какое-то большое дело, то следует ожидать, что кто-то из его представителей займет место вождя или будет избран на эту роль. Но нелегко предположить, что заставило аристократа египтянина – возможно принца, жреца или высокопоставленного чиновника – встать во главе толпы отставших в развитии иммигрирующих чужеземцев и покинуть с ними свою страну. Хорошо известное презрительное отношение египтян ко всем чужеземцам делает такой поступок особенно маловероятным. На самом деле я вполне могу поверить, что именно это обстоятельство привело к тому, что даже те историки, которые признавали египетское происхождение имени этого человека, и которые приписывали ему знание всей мудрости египтян [с.140], не склонны были принять очевидной вероятности того, что Моисей был египтянином.

За первой сложностью сразу же следует вторая. Мы не должны забывать, что Моисей был не только политическим лидером евреев, живущих в Египте, но также и законодателем и учителем, он заставил их исповедовать новую религию, которая по сей день называется Моисеевой в честь его имени. Но так ли просто одному человеку создать новую религию? И если кто-то пожелает воздействовать на религиозные взгляды другого, то не будет ли совершенно естественным, что он обратит его в свою собственную веру? Еврейский народ в Египте, конечно же имел свою религию; и если Моисей, который дал им новую, был египтянином, то нельзя отбрасывать предположение о том, что эта другая, новая религия была египетской.

Но кое-что препятствует этой возможности: между еврейской религией, приписываемой Моисею, и религией Египта существует очень сильный контраст. Первая является строгим полномасштабным монотеизмом: есть лишь один Бог, он – Бог единственный, всесильный, недоступный, человеческий глаз не может вынести его вида, никаких изображений его делать нельзя, и даже имя его произносить запрещено. В египетской же религии существует почти бесчисленный сонм божеств различного величия и происхождения: несколько олицетворений великих природных сил, таких как небо и земля, солнце и луна; некоторые абстракции, такие как Маат (истина или справедливость) или уродцы как карликоподобный Бэс; но большинство из них являются богами местными, ведущими начало с тех времен, когда страна была разделена на многочисленные провинции, звероподобными, как будто они все еще не прошли путь развития от древних тотемов; без особых отличий между собой и едва различающимися, по своим функциям. Восхваляющие их гимны говорят о всех них почти одно и тоже, и без колебаний отождествляют их друг с другом, безнадежно запутывая нас. Имена богов сочетаются друг с другом, так что одно из них может, превратиться чуть ли не в эпитет другого. Так, во времена расцвета «нового царства» главного бога города Фивы называли «Амон-Ра»; первая часть этого составного слова означает городского бога с головой барана, а «Ра» является именем бога Солнца с головой сокола из города Иуну [Гелиополь]. Магические и ритуальные действия, заклинания и амулеты играли главную роль как в служении этим богам, так и в повседневной жизни египтян.

Некоторые из этих различий вполне могут быть обусловлены фундаментальным контрастом между строгим монотеизмом и неограниченным политеизмом. Другие, очевидно, являются результатом отличия духовного и интеллектуального 20 уровней, так как одна из этих религий очень близка к примитивных стадиям [развития], в то время как другая поднялась до высот чистой абстракции. В связи с этими двумя факторами иногда создается впечатление, что контраст между моисеевой и египетской религиями преднамеренно и целенаправленно усилен; например, когда одна из них крайне резко осуждает магию и колдовство, в другой они распространены в огромном изобилии, или когда ненасытный аппетит египтян к воплощению богов в глине, камне и металле (чему так обязаны сегодня наши музеи) противостоит строгому запрету на создание образа любого живого или вымышленного существа.

Но между этими двумя религиями есть еще один контраст, который не соответствует выдвинутым нами объяснениям. Ни один народ античности не сделал так много [как египтяне] в отношении отрицания смерти и не приложил стольких усилий, чтобы сделать возможным существование в ином мире. И соответственно, Осирис, бог умерших, правитель этого другого мира, был самым популярным и неоспоримым из всех богов Египта. Древняя еврейская религия, напротив, полностью отвергала бессмертие; возможность продолжения существования после смерти нигде и никогда не упоминается. И это тем более удивительно, что последующий опыт показал, что вера в загробную жизнь вполне совместима с монотеистической религией.

Мы надеялись, что гипотеза о том, что Моисей был египтянином, окажется плодотворной и прояснит многие вопросы. Но первое же заключение, которое мы вывели из этой гипотезы – что новая религия, которую он дал евреям, была его собственной, египетской – оказалось противоречащим нашему знанию о различном и на самом деле прямо противоположном характере этих двух религий.